Как новому министру и государству в целом выстраивать отношения с религией?

При этом судить об эффективности деятельно­сти Нурлана Ермекбаева пока сложно, поскольку религия не та сфера, где результат можно сразу увидеть и оценить. К тому же это был первый руко­водитель первого рели­гиозного министерства в стране, и сравнивать его, по сути, не с кем. Ну, разве что с чрезмерно публич­ным главой упразднен­ного Агентства по делам религий Кайратом Лама Шарифом, который в свое время погряз в информа­ционных войнах и кон­фликтах, в результате чего был уволен. Кстати, стиль работы двух чиновников во многом был схож – в нем превалировал запрети­тельный и даже несколько репрессивный уклон. Но если Лама Шариф делал акцент на жесткую регла­ментацию деятельности религиозных объедине­ний, то Ермекбаев пытался дисциплинировать самих верующих. Насколько эти меры помогли в борьбе с религиозным экстремиз­мом – вопрос спорный. Но ясно одно: осуществить «большую религиозную чистку» ни тот, ни другой не смогли.

А вот если сравнивать с остальными членами правительства, то Нурлан Ермекбаев однозначно был одним из самых ак­тивных и инициативных министров последних лет. И хотя его начинания чаще вызывали неодно­значную реакцию и даже откровенное раздраже­ние у кое­-кого, вряд ли кто­-то станет упрекать возглавляемое им ведом­ство в инертности. Пусть методом проб и ошибок, но все полтора года оно держало в тонусе религи­озную общественность и, если судить уже по этому факту, сделало немало, причем с нуля. Особенно это касается законотвор­ческой деятельности, ко­торую, кстати, предстоит довести до логического завершения уже новому министру. Но все же глав­ная заслуга Ермекбаева заключается, пожалуй, в том, что при нем отноше­ние государства к религии наконец­-то приобрело четкие светские контуры, стало более внятным.

Сохранится ли эта тен­денция со сменой мини­стра? Как в дальнейшем государство намерено выстраивать отношения с религией? Это должен быть такой же четкий курс на светскость, как при Ер­мекбаеве, или же следует смягчить тональность? А может, стоит вообще дистанцироваться от этой сферы? Или, наоборот, включить жесткий кон­троль?

Мурат Телибеков, мусульманский общественный деятель: «Они обязаны не только карать, но и защищать людей»

– Я несколько раз встречался с Нурла­ном Ермекбаевым. Экс-­министр произвел на меня хорошее впечатление. Им­понировали его демокра­тичность, умение слушать собеседника. Особо от­метил бы его способность корректировать свою точ­ку зрения с учетом мнения оппонента. Для современ­ного руководителя это очень важное качество.

Были у Ермекбаева и определенные ошибки. Самая большая из них – чрезмерное использо­вание репрессивных мер: слишком много запретов и судебных процессов. Ко­нечно же, в борьбе с рели­гиозным экстремизмом не обойтись без силовых ме­тодов, но ориентироваться только на них нельзя.

До сих пор перед гла­зами стоит прошлогодний судебный процесс над 30­летним алматинцем Кибировым. Парень раз­местил в Интернете не­сколько арабских песен, и за это его привлекли к ответственности. Можно было обойтись условным сроком или штрафом, но судья вынес приговор – 6 лет тюрьмы. За что?! Надо было видеть безутешное горе его матери, жены, детей. Это ничем не оправ­данная жестокость.

Есть в этой истории и другая сторона. Несмотря на то, что процесс получил большой общественный резонанс и широко осве­щался в СМИ, я не увидел в суде ни чиновников из городского акимата, ни депутатов мажилиса или маслихата, ни сотрудников Министерства по делам религий, ни представите­лей партии «Нур Отан».

Почему? Ведь именно они должны были дать оценку решению суда, объяснить журналистам, родствен­никам и общественности мотивы такого приговора. Они обязаны это делать по долгу службы. Почему же не сделали? В чем при­чина? Тут одно из трех: изначальное согласие с решением суда; страх про­демонстрировать обще­ству свой непрофессио­нализм и беспомощность; абсолютное безразличие к судьбам людей.

А теперь давайте пред­ставим себе, что Мини­стерство по делам религий решило опротестовать решение суда и выступило за смягчение приговора, в результате чего юноша получил условный срок. Уверен, что подобный жест обеспечил бы мини­стру Ермекбаеву любовь и уважение народа.

Поймите, государ­ственные деятели обяза­ны не только карать, но и защищать людей. Почему мы об этом забываем? Не помню ни одного случая, чтобы, к примеру, омбуд­смен или Министерство юстиции опротестовали действия Министерства внутренних дел. А ведь это нормальное явление в современном обществе. Даже если подобный шаг продиктован стремлением поднять авторитет госу­дарственного ведомства, это гениальный пиар!

Приведу интересный пример. В прошлом году я обратился в Министер­ство туризма и в МВД Кыргызстана с просьбой о содействии в решении частного вопроса. И что вы думаете? Министр туризма отказал мне, зато глава МВД принял про­тивоположное решение. Я был крайне удивлен. О чем это говорит? Прежде всего, о способности госу­дарственных деятелей са­мостоятельно принимать решение и брать на себя ответственность.

Теперь другой пример. В том же году я обратил­ся к городским властям Алматы с просьбой разре­шить провести флэш­моб, посвященный борьбе с религиозным экстремиз­мом. Повторяю еще раз –борьбе с религиозным экстремизмом! Ответа я ждал два месяца. Мест­ные чиновники согла­совывали этот вопрос с Астаной. В конце концов, мне отказали. Причем они даже не удосужились встретиться со мной, про­яснить ситуацию, задать вопросы… Как можно в таких условиях вести эффективную государ­ственную политику?!

Я знаю в Акорде толь­ко двух людей, которые се­годня могут самостоятель­но принимать решения и брать на себя ответствен­ность. Все остальные этого старательно избегают. И это очень плохая стати­стика.

Думаю, что принципиальных изменений политика министерства не претерпит. Дело в том, что государственная стратегия не является личной инициативой того или иного министра. Это всегда результат коллективного выбора. Безусловно, решения и действия Ермекбаева были утверждены президентом, правительством, идеологическим аппаратом АкОрды. Министр может внести определенные нюансы, распределить акценты, но никто не позволит ему единолично принимать решения по принципиальным вопросам.

Теперь о том, как дальше выстраивать отношения с религией. Я неоднократно говорил о необходимости внесения определенных изменений. В Казахстане следует выработать идеологическую альтернативу ортодоксальному исламу. Речь идет о современной модели, способной успешно противостоять философии религиозного экстремизма. Инструментом реализации такой политики мог бы стать Союз мусульман Казахстана. Не политизируя ислам и не вторгаясь в деятельность ДУМКа, он, то есть СМК, на своем примере станет культивировать светский, просвещенный, прогрессивный ислам.

В чем это выражается? Прежде всего, в использовании современных культурных форматов: в создании мусульманского театра, в организации концертов классической музыки, выставок отечественных и зарубежных художников, флэшмобов, спортивных состязаний, в содействии молодым ученым, занимающимся важными исследованиями, в проведении публичных акций, направленных на разрушение устаревших стереотипов.

Не нарушая главных религиозных канонов, мы тем самым наполним ислам новым содержанием. Подобная концепция позволит привлечь на нашу сторону огромное количество людей, которые находятся в плену архаичных взглядов и не видят другого выбора. Я не исключаю того, что в случае успеха казахстанский опыт заимствуют и другие страны Центральной Азии, ибо искоренение религиозного экстремизма стало глобальной проблемой, которую можно поставить в один ряд с такими вопросами, как изменение климата и лечение рака.

Арман Актайулы, блогер и журналист: «Смена тональности – не выход»

– Здесь стоит особо выделить использованное вами же выражение «с нуля». Ведь Казахстан впервые оказался лицом к лицу с проблемами, затрагивающими такие материи, как свобода вероисповедания, свобода совести, равноправие различных конфессий, гендерные аспекты, практическое отделение религии от образования и других сфер, наконец, необходимость хоть какого-то контроля и регулирования всех этих процессов. И это несмотря на все ранее провозглашенные у нас декларации и на все списанные (порой под копирку) у других стран нормативные документы. Рано или поздно эти вопросы должны были проявиться, а, следовательно, если не Ермекбаеву, то комуто другому наверняка предстояло бы всем этим заняться. И дело тут не в правильности или неправильности решений, которые принимало ведомство Ермекбаева. Ошибки были заданы уже наличием самого этого «нуля», а, точнее, отсутствием общей концепции. Если само общество еще не решило, что ему ближе  светскость или религиозность, если большинство граждан до сих пор понимает светскость как курс на создание атеистического государства, а не на обеспечение равных прав для всех граждан в сфере религии, то любые действия в этом направлении будут восприниматься как «поползновение» на права верующих. Собственно, это у нас и произошло. Во всяком случае, такое складывается ощущение.

В защиту Ермекбаева можно сказать и то, что Казахстан  не единственная страна, испытывающая подобные проблемы. Мало того, еще ни одно государство не сумело полностью с ними справиться. Взять хотя бы Европу, где остаются нерешенными проблемы взаимоотношений между конфессиями. Институты ЕС до сих пор пребывают в ступоре от нежелания мигрантов принимать доселе «эффективные» единые европейские правила игры…

Возможно, нам стоит присмотреться к опыту отдельных азиатских стран, которые ради сохранения межконфессиональной стабильности пошли по другому пути, отличному от европейского.

Я бы не стал обвинять бывшего министра в «неэффективности». Большинство казахстанцев с пониманием отнеслись к его стремлению навести порядок в религиозной сфере. Но боюсь, что именно это «рвение» и послужило причиной его отставки. Будет обидно, если его преемник решит сбавить обороты… Ведь тем самым он лишь переведет нерешенные проблемы в разряд хронических болезней, да еще и имеющих тенденцию к разрастанию.

Другими словами, смена тональности  не выход. Тут уместно вспомнить старую истину о том, что на двух стульях усидеть нельзя. Общество должно понять, что любое, даже небольшое, отступление от принципов светского устройства автоматически переводит государство в разряд теократических, где усиливается влияние религиозных «деятелей», вне зависимости от того, какой они конфессии. Наверняка одна из задач министерства как раз таки и заключалась в том, чтобы развеять подобные сомнения и снять то напряжение, которое, увы, уже возникло среди значительной части нашего общества.

И, кстати, насчет концептуального наполнения. Думаю, не будет лишним напомнить, что министерству поручено заниматься не только религией, но и вопросами гражданского общества. Почему чиновники упускают эту важную сферу?

Серик Бейсембаев, эксперт Института мировой экономики и политики: «Нужна ревизия прежних методов»

– Не думаю, что с приходом нового министра религиозная политика в стране кардинально изменится. Ведь ее базовые установки и параметры были определены задолго до создания самого министерства. Примерной точкой отсчета является 2011 год, когда был принят Закон «О религиозной деятельности и религиозных объединениях». Он заложил основу для расширения регулятивной функции государства в сфере религиозных отношений. В дальнейшем происходила лишь отшлифовка этого курса. В частности, усиливался контроль над деятельностью религиозных организаций, а также более выраженной становилась риторика, касающаяся обеспечения безопасности. При этом я бы не стал говорить, что религиозная политика в нашей стране может принять более-менее светский характер. Принцип светскости закреплен в Конституции РК, поэтому при любом раскладе это будет главным приоритетом. Другое дело, как на практике реализовать продвижение данного принципа. И здесь необязательно должен быть жесткий подход. Наоборот, религиозная сфера, на мой взгляд, требует очень осторожного обращения, тогда как чрезмерное регулирование может создать социальные и политические риски. И если говорить о рекомендациях, то я остаюсь сторонником проведения более либеральной политики, учитывающей многообразие религиозного поля в нашей стране.

Также я считаю, что не помешало бы более четкое разграничение работы по профилактике экстремизма, с одной стороны, и собственно религиозной политики, с другой. Несмотря на точки соприкосновения, первое предполагает более узконаправленную работу с группами риска. Чрезмерный акцент на религиозной стороне экстремизма, по моему убеждению, только мешает в осуществлении профилактических мер. Не хватает учета социального и психологического аспектов проблемы радикализации. Кстати, предыдущая программа противодействия экстремизму и терроризму подверглась критике со стороны экспертного сообщества как раз из-за чрезмерного увлечения теологическими лекциями, которые предлагались в качестве противоядия от радикализации. И было бы хорошо, если бы новое руководство министерства провело ревизию прежних методов и повысило эффективность профилактической работы в целом.