В Казахстане изобрели оригинальный способ борьбы с религиозным экстремизмом

Реальность – виртуальная, эффективность – реальная

Авторскую концепцию по дерадикализации сознания через VR (виртуальная реальность) Аскар Сабдин презентовал еще летом на форуме религиоведов в Астане. Тогда же “КАРАВАН” планировал рассказать об уникальном проекте читателям, однако теолог попросил не делать этого – опасался плагиата, у него ранее уже воровали идеи. На днях мы вновь встретились с экспертом на республиканской конференции “Роль общественных институтов в вопросах профилактики религиозного терроризма и экстремизма” и узнали, нашла ли идея поддержку.

– Я провел презентацию концепции в нескольких целевых аудиториях, жду, когда заинтересованные стороны проявят реакцию. Методика воздействия на сознание человека через VR наиболее глубокая и уже успешно применяется в туристической отрасли, при продажах недвижимости и в других сферах.

Человек надевает шлем виртуальной реальности и погружается в различные сценарии: вот он на месте теракта, вокруг жертвы, а вот к нему взывает Абай в аутентичной ситуации – в степной юрте, еще через мгновение он беседует с учеными Средневековья и, наконец, переносится в эпоху Пророка.

Этот прогрессивный метод погружения в среду, когда человек не просто наблюдает за происходящим, а становится его прямым участником и переживает всю палитру эмоций, потрясений, действует на сознание, вызывает катарсис и влияет в конечном счете на дерадикализацию. Не через нотации и лекции, а в том числе методом шока, – рассказывает директор центра прикладных исследований религии “Мысль” Аскар Сабдин.

Для воплощения тех или иных сценариев планируется привлечь настоящих актеров.

– VR – самое перспективное технологическое направление, его успешно применяют крупнейшие мировые корпорации, разрабатывая соответствующий контент. Мы могли бы изготавливать фильмы и направлять их, КУИС мог бы закупать оборудование (шлемы. – Прим. авт.), – делится планами теолог. – Мы заложники натоптанных тропинок, а ведь нужно расширять горизонты.

Отметим, что сам эксперт расширяет горизонты уже шестой год через проекты, призванные минимизировать субъективный человеческий фактор и увеличить долю новых технологий. С 2011 года Аскар Сабдин возглавлял реабилитационный центр “Ансар” в Актобе, который работал с жертвами деструктивных течений, а сейчас руководит центром прикладных исследований религии “Мысль” и трудится над методическим пособием по дерадикализации исламистов.

Без портретов

В пособии автор рассматривает как глубинные причины радикализации граждан, исторические аспекты и текущую ситуацию, так и касается практических нюансов.

– Например, я указываю на важность места и времени проведения бесед с подозреваемыми и уже осужденными за экстремизм и терроризм. Разговор может состояться в бараке, а может – в актовом зале, и результат будет разным.

Разговор должен проходить в комнате без портретов, скульптур, в будущем это может вызвать негативные ассоциации у человека. В тюрьмах я даже просил убрать портрет Дзержинского.

Играют роль и форма моей одежды, речь, поведение, контекст, в рамках которого я приехал в это учреждение, например, если идут нездоровые разговоры о том, что надо объявить джихад, и я должен опровергнуть их, – рассказывает теолог.

Сабдин признает: пособие пока является “полуфабрикатом”, автор продолжает изучать саудовский, сингапурский, турецкий опыт в деле переубеждения радикалов, практикующих так называемый умный подход, когда вместо репрессивных методов используются методы теологического, психологического и идеологического воздействия. Но ни у одной страны, подчеркивает собеседник, сегодня нет универсального рецепта в этом вопросе. Были случаи, когда осужденный за экстремизм проходил программы реабилитации, а по выходе из тюрьмы уезжал на войну с “неверными”.

“Умеренные” экстремисты

За пять лет из 1,5 тысячи лиц, с кем наш собеседник и его коллеги официально беседовали (в том числе это лица, отбывавшие наказание в исправительных учреждениях за религиозный экстремизм и терроризм), дерадикализировать удалось немногим более 280 человек.

– В чем причина столь низких показателей? В том, что инструменты, которые используются, не проработаны, мы действуем как импровизаторы в каждой конкретной ситуации. Кто-то пытается переубедить радикалов через историю, другие воздействуют через семью. Нам нужен четкий алгоритм действий, я вообще являюсь сторонником стандартизации любого дела. И специалист, который занимается дерадикализацией, должен хорошо знать и понимать идеологию религиозных радикалов. У нас, к сожалению, бывают неправильные заключения, как в Атырауской области, когда эксперт вынес заключение о приверженности боевика ханафитскому мазхабу, хотя по факту он относился к другой категории верующих, – отмечает Аскар Сабдин. – Иными словами, в стране не выработаны единые критерии, кого считать радикалом, кого – “нетрадиционщиком”, а кого – заблудшим, кто потенциально опасен для общества, а кто нет.

Более того, эксперт сообщил нам, что в Актобе в свое время под видом сторонника умеренных взглядов приезжал Саид Бурятский – известный салафитский проповедник и участник террористических групп, и другие “дерадикализаторы”.

До сих пор, утверждает Сабдин, в процессе дерадикализации используются субъекты, которые еще несколько лет назад публично через издательство журналов и книг распространяли салафитскую идеологию.

– В частности, это теологи одного реабилитационного центра, которые в открытую через журнал “Әдеп” распространяли политизированную версию салафизма александрийской ветви хизбистов – Ясира Бурхами, Мухаммада Исмаила Мукаддима, Ахмада Фарида и других шейхов “ад-дауа ас-салафия” в Египте.

Никто из тех субъектов нынешней дерадикализации, кто переводил этих салафитских идеологов, публично не отрекся от своих бывших убеждений.

Нам остается предполагать, что они остались на позициях того же Ясира Бурхами, который, например, рассуждает в следующем ключе: “Да, действительно, салафиты до революции не участвовали в политике. Все потому, что баланс сил был не равен, и все, кто входил в орбиту политики, должен был идти на политику соглашательства. Вот почему мы тогда говорили: шариат диктует отрешение от участия в политике, пока не изменится положение и не изменится баланс сил. Отсутствие нашего участия в политической жизни не означало отказ от участия в важнейших событиях. Просто мы не участвовали в избирательной кампании. Но, когда мы увидели изменение баланса сил и данный камень преткновения был удален, салафиты поспешили к участию в политической работе, объединившись в огромный блок, чтобы заявить о себе”.

На одном очень популярном ресурсе какой-то субъект умудрился разместить обращение Ясира Бурхами к казахстанцам.

Не ссылаясь на другие примеры, расскажу о себе. В феврале 2016 года ввиду отсутствия финансирования реабилитационного центра “Ансар” я уехал из Актюбинской области, о чем знали руководители профильного министерства, вплоть до уровня вице-министра. Через 4 месяца произошел теракт, и вышеуказанные последователи Ясира Бурхами на популярных сайтах и в “Фейсбуке” начали обвинять лично меня в происшедшем.

Даже в “Википедии” о событии 5 июня 2016 года мое имя упоминается в связи с терактом в Актобе.

То есть в провале работы по всей области обвиняют не какой-нибудь госорган, а общественное объединение, в штате которого 3 человека и годовой бюджет в 6 миллионов тенге! При этом те же руководители почему-то звонили мне и говорили, чтобы молчал я, а не они. Вот такие казусы процесса дерадикализации мы имеем, – говорит Аскар Сабдин.

Дроны и раддия

Продолжая тему эффективной “вакцинации” от радикальных идей, теолог акцентирует: для понимания религиозной мотивации террориста нужно знать причины проблем тех обществ и субкультур, из которых он происходит.

– В этом плане у нас тоже мало информации. А еще, я считаю, необходимо возродить традиционное мусульманское наследие – раддию. Исламские ученые первых поколений писали опровержения по каждому из деструктивных течений. Сейчас таких книг очень мало. Я предлагаю магистрантам и докторантам защищаться по теме религиозных течений.

Нужна делегитимация и дискредитация идеологии экстремистов, и раддия в этом плане помогла бы нам.

Деструктивные течения и террористические организации типа ДАИШ используют очень прогрессивные методы, снимают ролики уровня Голливуда, используют дроны для совершения терактов. А мы даже теологически не успеваем ответить на них. В то время как у нас нет контраргументов по первой линии, экстремисты уже выставляют контраргументы на несколько шагов вперед! – констатирует теолог.

Также для успешной дерадикализации необходима общая просветительская деятельность, уверен эксперт.

– Нашим реабилитационным службам необходим этот компонент, ведь радикалы не знают своих корней, истории, поэтому утратили свою идентичность. Другое крайне важное условие – компетентность специалистов. Многие посещают исправительные учреждения для бесед с осужденными экстремистами, но не все являются компетентными.

Был случай, когда в одной колонии имама даже прогнали из аудитории!

Нужно выставить критерии, чтобы не каждый мог заходить в тюрьмы. С одним из последователей течения “Хизб ут-Тахрир” (запрещенная в Казахстане террористическая организация. – Прим. авт.) несколько раз пытались работать горе-эксперты, в итоге не смогли найти подход, и человек на данный момент вообще никого не воспринимает, – рассказывает Аскар Сабдин.

Градус радикализма

Мы также попросили эксперта оценить градус радикализма в Казахстане на данный момент.

– Община верующих сейчас замерла в ожидании законодательных новшеств в борьбе с радикализмом. Второе – международная обстановка идет на спад, ДАИШ потерял уже более 60 процентов территории, ажиотаж вокруг Сирии и других горячих точек спал. Но если завтра в мире где-то произойдет что-то, что мы наблюдали в 2014–2016 годах, нас это тоже затронет. Мы не живем оторванно от мировой ситуации, на любую фетву, призыв в другой стране откликаются наши верующие, они негативно воздействуют даже на тех, кто находится в исправительных учреждениях, – говорит теолог.

При этом Аскар Сабдин отмечает сильные радикальные настроения в семьях уже отбывающих срок экстремистов.

– В моей практике был случай, когда в момент прихода полицейских в дом экстремиста его дети, учащиеся начальной школы, начали кричать: “Папа, папа, кяфиры пришли!”.

В этой ситуации мы работали не только с сыновьями, но и с матерью. Сейчас глава семейства на свободе, и все члены семьи вернулись к традиционному вероубеждению, – рассказал нам Аскар Сабдин.

Однако подобная работа не носит системного характера, говорит теолог. И потому пока рано говорить о проигравших и победивших на поле битвы под названием “религиозный терроризм и экстремизм”.